это с виду малозначительное действие сблизило их с леди Харриет до такой степени, о какой ранее нельзя было и помышлять.

Молли уповала на то, что отец найдет препятствия к исполнению этого плана, но и в этом ее постигло разочарование. Некоторым утешением стало то, что он, видимо, решил: поместив ее под опеку леди Харриет и Паркс, он может отправляться в Лондон без всяких тревог. Он и сам теперь заговорил о перемене обстановки, которую считал для нее чрезвычайно благотворной; свежий воздух, отсутствие всяческих треволнений; ибо единственным другим местом, где имелись все те же блага и куда можно было отправить Молли в ее нынешнем состоянии, был Хэмли-Холл, но мистер Гибсон боялся, что там на нее нахлынут воспоминания о событиях, послуживших началом ее нынешней болезни.

И вот на следующее утро Молли торжественно двинулась в путь, оставив родной дом в состоянии полного смятения: в прихожей громоздились коробки и сундуки, всюду виднелись прочие приметы скорого отбытия всего семейства в Лондон, на свадьбу. Синтия провела все утро с ней в ее комнате, помогая Молли собрать наряды, наказывая, что надевать с чем, радуясь ее элегантным туалетам, которые были приготовлены для нее как подружки невесты, а теперь должны были пригодиться во время визита в Тауэрс. Молли и Синтия говорили о платьях так, будто в них заключался единственный смысл их жизни; и та и другая страшились переходить на более серьезные темы, причем Синтия даже сильнее, чем Молли. Только когда возвестили о прибытии экипажа и Молли собиралась уже спуститься вниз, Синтия произнесла:

— Я не стану благодарить тебя, Молли, и говорить, как я тебя люблю.

— Не надо, — сказала Молли. — Я этого не вынесу.

— И все же ты знаешь, что именно ты будешь первым моим визитером, а если ты наденешь коричневые ленты к зеленому платью, я выставлю тебя из дому!

На этом они и расстались. Мистер Гибсон ждал в прихожей, чтобы подсадить Молли в экипаж. Дабы успеть, ему пришлось мчаться домой во весь опор; он спешил дать дочери несколько последних наставлений касательно ее здоровья.

— В четверг думай про нас, — сказал он. — Должен сказать, я до сих пор не знаю наверняка, которого из троих воздыхателей она призовет в последний момент сыграть роль жениха. Я дал себе слово ничему не удивляться и чин чином передам ее с рук на руки любому, кто там появится.

Они отъехали, и, пока дом не скрылся из виду, Молли была очень занята — возвращала воздушные поцелуи, которые щедро слала ей мачеха, стоя у окна гостиной, — глаза же ее были сосредоточены на белом платочке, которым махали из чердачного окна, — она и сама стояла там почти два года назад, наблюдая за отъездом Роджера. Сколько всего переменилось за это время!

Как только Молли прибыла в Тауэрс, ей немедленно пришлось проследовать под конвоем леди Харриет пред светлые очи леди Камнор. То был знак уважения хозяйке дома, и леди Харриет знала, что мать этого ждет. Впрочем, она постаралась завершить эту церемонию как можно быстрее, чтобы потом отвести Молли в ее комнату, которую с таким тщанием подготовила. Надо сказать, леди Камнор проявила если не подлинную доброту, то как минимум благоволение.

— Вы — гостья леди Харриет, моя дорогая, — сказала она, — надеюсь, она станет заботиться о вас должным образом. А если нет — можете прийти ко мне и пожаловаться.

Леди Камнор редко позволяла себе подобное приближение к шутке, и леди Харриет заключила, что внешность и манеры Молли произвели на ее мать благоприятное впечатление.

— Ну вот, а теперь, будем считать, вы в своих владениях; даже я не стану входить в эту комнату без вашего дозволения. Вот последний выпуск «Квортерли», вот новейший роман, вот самая свежая критическая статья. И учтите, милочка, никто не принуждает вас сегодня снова спускаться вниз, разве что вам самой захочется. Паркс принесет вам все, чего вы только ни пожелаете. Вы должны окрепнуть как можно скорее, потому что завтра и послезавтра сюда съедутся всякие знаменитости, — полагаю, вам будет интересно на них посмотреть. Так что сегодня приходите вниз только ко второму завтраку и, если захочется, к ужину. Ужин — такая длинная и тоскливая затея, когда тебе нездоровится; да вы в любом случае немного потеряете, потому что из гостей в доме один лишь мой кузен Чарльз, а он — просто образец благоразумной неразговорчивости.

Молли была только рада тому, что леди Харриет принимает за нее все решения. Пошел дождь — день вообще для августа выдался хмурым, а в камине ее собственной гостиной плясал на душистых поленьях веселый огонь. Комната располагалась высоко, и из нее открывался прекрасный вид на парк, а еще был виден шпиль холлингфордской церкви — Молли утешительно было думать, что дом так близко. Ее оставили одну, она прилегла на диван — книги под рукой, огонь потрескивает, порывы ветра швыряют в оконное стекло дождевые струи — ненастье снаружи лишь оттеняет уют внутри. Паркс распаковала ее вещи. Леди Харриет представила Паркс Молли в таких словах:

— Вот, Молли, это миссис Паркс, единственный человек на свете, которого я боюсь. Она бранит меня, если я перепачкаюсь краской, как будто я еще совсем маленькая, и заставляет меня лечь в постель, хотя мне хочется посидеть подольше. — (Паркс все это время сумрачно улыбалась.) — И я решила избавиться от ее тирании, а в жертвы выбрала вас. Паркс, правь мисс Гибсон железной рукой, безжалостно заставляй ее есть и пить, спать и отдыхать и одеваться так, как сочтешь нужным.

Начала Паркс свое правление с того, что уложила Молли на софу и сказала:

— Если вы мне дадите ключи, мисс, я пока разложу ваши вещи, а там дайте мне знать, как придет время убирать вам волосы ко второму завтраку.

Похоже, что простонародные выражения, которые леди Харриет употребляла от случая к случаю, она переняла не у Паркс, ибо та явно гордилась правильностью своей речи.

Спустившись ко второму завтраку, Молли обнаружила в столовой «кузена Чарльза» и его тетушку леди Камнор. Это был некий сэр Чарльз Мортон, сын единственной сестры леди Камнор: невзрачный белокурый мужчина лет тридцати пяти; был он несказанно богат, крайне благоразумен, неловок и немногословен. Вот уже много лет он питал безответную привязанность к своей кузине, леди Харриет, которая не подавала ему даже тени надежды, хотя мать ее всей душой желала этого брака. Впрочем, леди Харриет была с кузеном на дружеской ноге — гоняла его по поручениям, говорила, что делать, а чего